Василий Клёпов - Тайна Золотой долины [Издание 1958 г.]
Вот чтобы вы сделали на моём месте? Не знаю, что бы сделали вы, когда у вас нет ни топора, ни ружья, ни даже обыкновенной палки, а я лёг на землю позади этого человека, почти рядом с ним, и не спускал с него глаз. Весь страх у меня исчез, а осталась только злоба к этому выродку, который подкарауливает с винтовкой людей, как боровую дичь.
«Ах же ты, — думаю, — изверг проклятый! Лежишь, караулишь? Я вот тебе сейчас подкараулю! Ты у меня узнаешь, как из темноты да из кустов в людей стрелять!»
Смотрю, он зашевелился, сел и начал шарить в траве. В тот же самый момент я увидел, как шагах в десяти впереди него тоже приподнялся кто-то с земли и сел. Это был Димка. Он лежал в карауле, как я вчера, а этот пёс заметил его и только ждал, когда он приподнимется с земли. Целиться в Димку против огня было легко, весь он был теперь, как на ладошке. Старик уже нащупал ружьё, встал, и я услышал, как он осторожно щёлкнул затвором. Больше я ждать не стал, сделал неслышно три больших шага, как кошка прыгнул ему сзади на спину.
Старик не удержался и повалился назад, выпустив из рук винтовку. Я изо всей силы, на какую только был способен, ударил его ногой в голову так, что у него даже зубы лязгнули, потом бросился за винтовкой. Но он оказался вёртким, гадина: пробежал на четвереньках, как паук, несколько шагов и нырнул в темноту. Я направил в его сторону винтовку и, не целясь, шарахнул так, что все горы загрохотали и занимались перестрелкой минуты две или три.
— Теперь, гад, будешь знать, как подкарауливать! — сказал я в темноту и, подобрав ящик с голубем, пошёл вместе с. Димкой к хижине.
Меня всего трясло от этой схватки, но я всё же вспомнил, что нельзя нам всем уходить в хижину. Поэтому я приказал Димке стать за стеной, взвести курок и осматривать вокруг, а сам присел к костру, потому что валился с ног от усталости и всех переживаний.
Лёвка, конечно, тоже не спал. Он сразу стал приставать ко мне с расспросами насчёт Белкиной поездки, то есть стал делать как раз то, чего я боялся.
— Ты знаешь, Лёвка, мне сейчас надо выспаться, — схитрил я, — иначе свалюсь.
— Ну, спи, Молокоед, — согласился он. — Завтра расскажешь.
Когда Лёвка задремал, я выбрался к Димке и шёпотом рассказал о несчастьях, какие свалились на нашего товарища.
— Нельзя сразу говорить, — согласился Димка. — Надо его сначала подготовить.
«Подготовить-то, подготовить, — думал я, — а вот как мне тебя готовить: ведь ты и до сих пор не подозреваешь, что в мешочках оказалось не золото, а медная руда».
К счастью, всё получилось проще, чем я думал.
— А ты знаешь, Молокоед, — неожиданно заговорил Димка, — Окунев, наверно, вовсе и не золото имел в виду, когда завещал искать вверх по ручью.
Услышав такое предисловие, я насторожился.
— Ведь он же ни слова не пишет о золоте, — продолжал мягко убеждать меня мой славный, умный товарищ. — Может, он там железо искал или… медь.
— Димка, не крути! Говори: ты что-то знаешь?
— Я всё знаю, Вася, знаю даже и то, что Белка увезла в мешочках совсем не золото.
Он тоже слышал обрывки разговора в пещере, сразу понял всё, но не хотел меня расстраивать: он верил в то, что мы всё же сделали большое открытие. И, как видите, не ошибся.
— Надо, Молокоед, сходить вверх по ручью ещё раз. Если уж старик так дрожит за то место, наверно, там большие сокровища.
Я обещал подумать над этим, а утром сообщить план дальнейших действий.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Ещё одна индейская хитрость. Он кусается. «Вернись в свой вигвам!» Медные горы. Старик замышляет злодеяние.
Остаток ночи мы провели спокойно. Старик больше не показывался, и мы уже начинали думать, что мне удалось, его ранить.
— Издыхает, наверно, в пещере, как волк в норе, а мы боимся, — сказал Лёвка. — Пошли его вязать.
— Нет, надо сначала проверить, — предложил я.
— А как?
И, хотя я уже был сыт по горло всеми этими индейскими хитростями, я не удержался от них и на этот раз.
Мы взвалили на себя кое-какие вещи и направились к выходу из Золотой долины. У сторожевой скалы свернули в лес, но не пошли по тропинке, а обогнули скалу с противоположной стороны и быстро-быстро вскарабкались наверх. Там спрятались за выступ и стали наблюдать за пещерой.
Не прошло и двух минут, как из воронки выскочил старик, живой и невредимый. Он быстро пробежал всё расстояние, отделявшее скалу от пещеры, и остановился на тропинке. В руках у него снова было ружьё.
— Бери на мушку и стреляй! — прошептал Лёвка, завозившись от нетерпения.
Но я не выстрелил: какой толк в том, если мы привезём в Острогорск труп вонючего старикашки. Негодяй нужен живой, у него тайна Золотой долины.
Между тем старик, видимо, заподозрил неладное… Не найдя нас на тропе, он понял, что мы не могли так быстро подняться в гору, и, очевидно, испугался засады. Ружьё-то теперь было и у нас!
Поминутно оглядываясь, шаря глазами по кустам, он прошёлся вдоль опушки и снова исчез в воронке.
— Теперь смотрите на пещеру! — сказал я.
Через несколько минут недалеко от воронки зажглась светящаяся точка, а яркий солнечный зайчик опять начал плясать по долине. Теперь сомнений не было: старик всё время следил за нами через какое-то приспособление вроде перископа.
Мы засекли светящуюся точку, и с Димкой, скрытна, лесом, стали приближаться к ней. Лёвка остался на скале, чтобы своими сигналами помогать нам отыскать её, если мы почему-либо перестанем её видеть.
Действительно, как только мы сошли со скалы, загадочная светящаяся точка исчезла, хотя солнечный зайчик всё ещё носился по окрестности. Скоро со скалы послышался крик сойки. Это Лёвка сигналил о том, что мы поравнялись с источником света. Мы легли на землю и поползли от опушки к реке. Снова крик сойки, значит, мы где-то уже у цели. И вдруг сойка закричала несколько раз подряд, словно Лёвка хотел сказать нам: «Да вот же он! Хватайте, держите, бейте!» В тот же миг мы увидели тонкую трубку, торчащую из земли; на конце её был стеклянный колпак, похожий на микрофон. Мы вскочили. Размахнувшись прикладом, я ударил, и осколки битого стекла брызнули со звоном во все стороны. Металлическая трубка, как змея, втянулась в нору, но… у нее уже не было жала.
Лёвка стоял во весь рост на скале и в восторге крутил в воздухе шапкой. Димка нагнулся к отверстию, где исчезла трубка, и крикнул в дыру:
— Ну, как? Видишь теперь? Смотри: я показываю тебе кукиш. На, выкуси!
Под нами что-то грохнуло, Димка отдернул руку и, улыбаясь бледными губами, медленно произнёс:
— Вот тебе раз! Он кусается.
Старик выстрелил в отверстие, но пуля только обожгла и ободрала слегка Димке палец. Хорошо еще, что выстрелил не тогда, когда Димка с ним переговаривался!
Мы с облегчением вздохнули: теперь старик был не так уже страшен. Хватит ползать на карачках, можно разогнуться и ходить по долине во весь рост.
Я попросил Димку посидеть у воронки, а сам побежал к хижине. Там я нашёл Лёвку и… Белку. Она всё-таки пришла. А зачем, если я такой уж противный?
Ещё издали было слышно, как Лёвка, уже, видимо, рассказав о нашем новом приключении, громко и весело кричал:
— Теперь — всё! Теперь перестанет шляться по долине! Теперь о нём уже не скажут: его не видят, а от него не спрячешься. Ослепили старикашку!
«Наверно, Белка ещё не успела передать ему про несчастье, — подумал я. — Иначе он вёл бы себя по-другому».
— Молокоед, — спросила Белка, когда я открыл дверь, — что с тобой? На тебе лица нет!
— А куда же оно девалось? — невесело улыбнулся я, не зная, как мне вести себя теперь с Белкой.
Зеркала у нас не было, и я посмотрелся в котелок с водой. Оттуда глянуло на меня почти чёрное, худое лицо с большими воспалёнными глазами. Попробуй не поспать трое суток, — не только лицо, голову потеряешь!
Белка забеспокоилась, стала всячески ухаживать за мной, рылась в аптечке, отыскивая для меня лекарство.
— Тебе надо срочно лечь в постель, Молокоед, — приговаривала она. — Ложись, а я буду около тебя дежурить…
«Вот подлиза! — подумал я. — Теперь заюлила, а вчера что говорила? „Глупый тропарь!“».
И нарочно, чтобы позлить её и отомстить за вчерашнее, я перешёл на индейскую речь и сказал:
— Слушай, Рыжая Белка, мы теперь встали на Тропу Войны, где женщине делать нечего. Вернись в свой вигвам и займись женским делом.
— Подумаешь! — сразу вспыхнула она, сощурив свои реснички. — Тогда мы пойдём с Дублёной Кожей рыбу ловить.
Она взяла удочку, побежала к Димке и, схватив его за руку, утащила к реке.
Мне тоже, может быть, хотелось ловить с Белкой рыбу, но я взял себя в руки и сказал Лёвке всё на том же индейском языке:
— Слушай меня, Фёдор Большое Ухо! Ты привёл сюда эту женщину, и наше мужество растаяло под огнём её глаз. Ты видишь этого юношу, который стоит сейчас у реки? Он делает вид, что его интересует крошечная уклейка, которая теребит муху на его удочке. Но его сердце уже размякло: это не сердце воина, а кусок слизи. Иди и прогони отсюда Рыжую Белку.
